ЯЗЫК "СЛОВА"

, отражая разговорную речь своего времени, с учетом действовавших тогда законов развития яз. и его норм, показывает высокое мастерство автора в использовании стилистич. и поэтич. средств худ. речи. Это проявляется на всех уровнях — в фонетике, морфологии (см. Морфологические особенности языка «Слова»), синтаксисе, на уровне организации текста и создания предложения, в использовании поэтич. формул со сложной семантикой символа и образности, даже в ритмике и распределении ударения. Семантич. синкретизм текста вырастает из живого древнерус. яз., и это всегда осознавалось как читателем, так и исследователем С., в особенности в области лексики и тропов, широко используемых в памятнике.

Первые высказывания о Я. С. были сделаны по случайным поводам, но разделились кардинально — исходя пока что из общих представлений авторов о том, каким должен быть Я. С. Так, по мнению К. С. Аксакова, в момент создания этого памятника «язык был в периоде борьбы и волнения, и этой борьбы и волнения не видим мы в Слове о полку Игореве» — в отличие от таких произведений, как Слово Даниила Заточника, в котором, напротив, «живое волнение слога» заметно в смешении нар. и церк. форм — «именно этой-то жизни языка не видим мы в Слове о полку Игореве; мы видим в нем какую-то холодность, безучастие слога в жизни языка», т. е. несовпадение яз. и стиля, системы и нормы (Ломоносов в истории... С. 141—142). Эта точка зрения на Я. С. существенно отличается от другой, согласно которой, наоборот, в С. «есть помесь разных наречий (болонь, яруга — слова южные, стрикусы — слово сербское и пр.), будто бы в нем ощутительно присутствие польского, сербского и татарского языков, смешено великоросское и малоросское произношение: ларец с секретом, писали критики, а ларчик просто отпирался!» (Дубенский. Слово. С. XI—XII).

Обе крайности связаны были с неразработанностью вопроса об истории древнерус. яз. и совр. восточнослав. яз.; последующее их изучение постепенно уточняло и представление о Я. С., так что в центре обсуждения постоянно находились следующие три вопроса.

Церковнославянским или «русским» (древнерус.) яз. писано С.? Если для Аксакова недостаток произведения именно в однотонности его «слога», то Н. Головин совершенно определенно заявлял о том, что в С. «господствуют два наречия: русское и церковное» (Примечания. С. XII). Такое признание было шагом вперед, поскольку даже в таком общем виде оно «развенчало шишковские представления о единстве русского языка и церковнославянского» (Лихачев. Изучение... С. 32). Действительно, все последующее изучение истории рус. яз. стремилось четко разграничить формы разговорной (живой) речи и архаич. формы того же (древнеслав.) яз., который в своем архаич. виде и стал восприниматься как церковнослав. (стиль, в понимании

278

А. С. Шишкова). Все архаизмы стали приписываться именно влиянию со стороны церковнослав. яз., напр., оборот «дательный самостоятельный» (Сушицький. До питання... С. 17). Ретроспективный взгляд на предмет создал иллюзию нового (церковнослав.) яз., точно так же, как прежний взгляд «со стороны» совр. нам лит. яз. вообще не видел в Я. С. какой-либо целостной системы.

Окончательно вопрос о Я. С. решен С. П. Обнорским, обстоятельно описавшим языковые особенности памятника на фоне однородных и одновременных ему текстов. Согласно выводам ученого, «совокупность общих особенностей языка оригинала „Слова“... выдает в языке памятника нормальный русский литературный язык старшей поры, язык, который свидетельствуется и иными основными источниками, ...норма языка „Слова о полку Игореве“, языка цельного в своей системе и архаического по самому своему строю» (Очерки. С. 196, 198). Правда, по разным причинам впоследствии не все исследователи приняли эту точку зрения как слишком «крайнюю», однако они вынуждены признать, что «язык Слова о полку Игореве — язык собственно русский» (Евгеньева. Слово... С. 37), т. е., конечно, древнерус.

Второй вопрос — о мере и соотношении письм. яз. и уст. речи в С. Вся совокупность данных о Я. и стиле С. свидетельствует о первоначально уст. его стихии: «Поэма сия написана южнорусским языком, которым говорили в XII веке, и языком не простонародным, а возвышенным» (Греч. Чтения... С. 167). Выделенные слова подчеркивают неоднозначность этого раннего суждения о Я. С., еще не дифференцировавшего «устную — письменную» и стилистически «высокую — низкую» речь. Последующие высказывания столь же противоречивы, хотя ученые склонялись, в общем, к тому, что в С. встречаются «типично книжные обороты»; но книжными они могли стать со временем, создав соответств. традицию их лит. употребления. Вопрос не решается ретроспективно (как и все вообще проблемы яз. и стиля этого произведения раннего средневековья). Д. С. Лихачев, с одной стороны, говорит о «деловой выразительности» Я. С., «особенно в части терминологии» (Устные истоки. С. 62), с другой же — высказывает справедливую мысль о том, что «Слово приучало любить русскую обыденную речь, давало почувствовать красоту русского языка в целом» (Великое наследие. С. 175).

Третий вопрос как раз и связан со взаимоотношениями между яз. и «слогом», т. е. стилем в широком смысле слова: высоким или низким стилем написано С.? Вопрос поставлен неверно, поскольку проблемы «стиля» в совр. его понимании древнерус. лит-ра не знала, признание же того, что Я. С. живой, нар. древнерус. яз. (от Е. В. Барсова до Евгеньевой), снимает всякую мысль о «слоге». С. создано «средним стилем» с элементами формальных архаизмов (Л. П. Якубинский, А. Н. Котляренко, Ф. П. Филин), которые в XII—XIII вв. воспринимались как формы возвыш. речи. Суждения по данному поводу вообще субъективны и зависят от степени пристрастности или уровня профессиональной подготовленности каждого автора.

Сравнения Я. С. с яз. одновременно с ним созданных произведений (см.: Виноградова. Словарь; Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Л., 1968) и зависимых от него по сюжету («Задонщина») показывает, что Я. С. — живой древнерус. яз., в своих разновидностях представленный

279

как материал для стилистич. отбора форм и построения его — как образца средневекового риторико-поэтич. произведения.

Лит.: Калайдович К. Ф. На каком языке писана Песнь о полку Игоря... // Тр. ОЛРС. 1812. Ч. 4. С. 177—181; Востоков А. Х. Рассуждение о славянском языке // Там же. 1820. Ч. 17. С. 8, 53; Греч Н. И. Чтения о русском языке. СПб., 1840. С. 167; Дубенский. Слово. С. XI—XII, XLIII—LV; Головин. Примечания. С. XII и след.; Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка // Соч. М., 1875. Т. 2. С. 141—144; Огоновский. Слово. С. XIX—XXIV; Сушицький Т. До питання про літературну школу XII в. // Зап. наукового товариства в Киïві. 1909. Кн. 4. С. 3—7; Обнорский. Очерки. С. 132—198; Якубинский Л. П. 1) О языке «Слова о полку Игореве» // Докл. и сообщ. Ин-та рус. яз. М.; Л., 1948. С. 69—79; 2) История древнерусского языка. М., 1953. С. 320—327; Tschižewskij D. Geschichte der altrussischen Literatur im 11., 12. und 13. Jahrhundert: Kiever Epoche. Frankfurt a. M., 1948. S. 330, 345, 348; Булаховский Л. А. Слово о полку Игореве как памятник древнерусского языка // Слово — 1950. С. 130—163 (то же: Булаховский Л. А. Избр. труды. Киев, 1978. Т. 3. С. 441—480); Чапленко В. Мова Слова о полку Ігореві. Вінніпег, 1950. С. 16—26. (Slavistica. Праці Ін-ту слов’янознавства. Ч. 7); Лихачев Д. С. 1) Устные истоки. С. 62 (то же: Лихачев. «Слово» и культура. С. 195—196); 2) Изучение «Слова о полку Игореве» и вопрос о его подлинности // Слово — 1962. С. 30—39; 3) Когда было написано «Слово о полку Игореве»? // ВЛ. 1964. № 8. С. 148—149; 4) Слово о полку Игореве // Лихачев Д. Великое наследие. М., 1975. С. 175; Гринкова Н. П. О языке «Слова о полку Игореве» // Изучение языка писателей. Л., 1957. С. 12—42; Пінчук С. П. Мова и стиль «Слова о полку Ігоревім» // Укр. мова в школі. 1963. № 1. С. 18—27; Котляренко А. Н. Сравнительный анализ некоторых особенностей грамматического строя «Задонщины» и «Слова о полку Игореве» // «Слово» и памятники. С. 127—196; Jakobson R. Selected Writings. The Hague; Paris, 1966. Vol. 4. P. 202—220; Німчук В. В. «Слово о полку Ігоревім» і народна мова // Мовознавство. 1967. № 4. С. 79—81; 1968. № 1. С. 36—40; Евгеньева А. П. «Слово о полку Игореве» и русский литературный язык старшего периода // Пути изучения древнерус. лит-ры и письменности. Л., 1970. С. 31—43; Bida K. Linguistic Aspect of the Controversy over the Authenticity of the Tale of Igor’s Campaign // Canadian Slavonic Papers. Toronto, 1956. Vol. 1. P. 80—85; Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — сер. XVIII в.). М., 1975. С. 159—178; Колесов В. В. Ударение в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1976. Т. 31. С. 28—37; Творогов О. В. 1) Некоторые принципиальные вопросы изучения «Слова о полку Игореве» // РЛ. 1977. № 4. С. 96—101; 2) Мова «Слова о полку Игореве» (підсумкі і завдання вивчення) // Мовознавство. 1975. № 6. С. 6—31; Горшков А. И. Теория и история русского литературного языка. М., 1984. С. 93—97.

В. В. Колесов

Смотреть больше слов в «Энциклопедии "Слова о полку Игореве"»

ЯКОБСОН РОМАН ОСИПОВИЧ →← ЯЗВИЦКИЙ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ

T: 136